Сокровища старого книжного шкафа: Пришвин и его «родственное внимание»

М.М. Пришвин более пятидесяти лет вёл дневники.

По оценкам издателей, объём дневников втрое превышает объём произведений Пришвина в других жанрах творчества. История поздней любви писателя записана в диалогах с любимой, и что особенно интересно:  с годами неоднократно отредактирована и дополнена им и ею. Избранницей стареющего писателя( ему было 67) стала его литературный секретарь  41 летняя Валерия Лиорко. Ради  Валерии маститый писатель со скандалом  оставил прежнюю семью. Взрослые сыновья его не поддержали. Но он был  абсолютно счастлив, судя по записям, последние 14 лет жизни. 

Валерия Пришвина написала книгу о своей непростой жизни "Невидимый град".У неё тоже был литературный дар.

О них снят отличный документальный фильм

"Больше, чем любовь: Михал Пришвин и Валерия Лиорко-Пришвина"

История гораздо глубже, чем может показаться-  уж точно не последний всплеск страсти стареющего мужчины к первой попавшейся секретарше.  Удивление, восхищение и по словам самого писателя "родственное внимание"- вот что соединило двух таких разных людей. Женщина и правда, достойная, необыкновенная- с удивительной и трагической историей первой любви, которая поразила писателя в самое сердце. Её избранником был Олег Поль- аскет, монах, философ, с которым они вместе мечтали о совместной духовной жизни в общине единомышленников- глубоко-верующих людей. В 24 года он отправился к монаху -отшельнику, жившему на Кавказе, принял постриг, написал несколько религиозно- философских трудов, черновые варианты частично сохранились( "Остров достоверности" доступен в сети. В 30 лет удивительный молодой человек был расстрелян, вместе с другими монахами-отшельниками.

Об Олеге Поле упомянуто в книге воспоминаний Натальи Гершензон, а кратко можно прочитать здесь: https://vk.com/wall-112779086_1297

 Пришвин и Валерия Лиорко составили книгу из своих дневниковых записей "Мы с тобой". Захотелось иметь такую книгу в библиотеке. Поразительна регулярная, кропотливая духовная работа пары.

Сохранила для себя несколько цитат из книги:

Вот этого-то мне и не хватало всю жизнь, чтобы моей поэзии коснулась женщина.

<...>

Всех ловчей и всех счастливей оказался я, создавший себе из кому девы, кому блудницы, кому жены — чудесного Друга

Неужели, — думаю я, — стал бы заниматься зверями, птицами, собаками и кататься по свету, если бы знал, что на том же самом земном шаре, в той же самой стране, в той же самой Москве, где-то возле Тишинского рынка, живёт моя В.

Да знай я, что она где-то живёт и ожидает меня, я бы к каждой интересной женщине подходил и в опыте с ней узнавал, не она ли В. Но не буду говорить о том, что жизнь свою продремал: ведь множество же людей, и не такие глупые, как я, хорошо зная о существовании своей В., растрачивают силы свои на чужих и не находят свою. Я же, как ребёнок, очарованный игрушками и сказками, сберегал свои силы, и В. сама пришла ко мне.

<...>

Много сегодня говорили об удивлении (то, что я называю «первым глазом»). Удивлённым и очарованным прохожу я свой путь. И вот она, дорога, по которой мы теперь идём вдвоём. Дорога загибает в лес, и там теряется, и опять показывается, засыпанная прошлогодней листвой, и опять мы идём и не знаем, куда она выведет нас.

Теперь, во время мировой катастрофы, ясно видно, что гибель — есть гибель цивилизации, гибель людей, вовлечённых в процесс бессознательного повторения (механизации). Какая-то страшная эпидемия охватила род человеческий, эпидемия, называемая цивилизацией (болезнь состоит в повальной зависимости людей от вещей). Спасение же рода человеческого, его выздоровление начнётся удивленностью .

Капал дождь в лесу, тёплый как парное молоко. На некоторых упавших листочках, берёзовых, ольховых, осиновых, собирались капельки дождевой воды. Мы осторожно поднимали такие листочки и угощали друг друга, капли были очень вкусные, с берёзовых листьев пахло берёзой, с осиновых — осиной.

 Я не первый, конечно, создатель этой формы, как не я создавал форму новеллы, романа или поэмы, но я приспособил её к своей личности, и форма маленьких записей в дневник стала, быть может, лучше, чем всякая другая моя форма.

Знаю, что не всякого читателя заинтересует моя «тёплая капель», и в особенности мало она даёт тому, кто в словесном искусстве ищет обмана, забвения от действительной жизни. Но что делать — всем не угодишь, я пишу для тех, кто чувствует поэзию пролетающих мгновений повседневной жизни и страдает, что сам не в силах схватить их.

<...>

Были вечером в концерте Рахманинова. Удивлялся людям, — консерватория, оказывается, является хранилищем людей. Как жаль, что не надумал ни разу сходить в консерваторию! Люди там, независимо от положения в современности, сохраняются в духовной неизменяемости к худшему. Музыка входит в состав души, и можно даже так поставить вопрос: возможна ли без музыки душа?

Мудрецы всех времён ещё из древности собирали свою душу к тому, чтобы безмысленно, как в музыке, постигать сущность жизни. Отсюда и становится видна во всей ясности борьба этих людей с Разумом, а у других людей — обожествление Разума.

<...>

Возможно ли это? Мы ещё не были так счастливы, как теперь. Мы даже находимся у предела возможного счастья, когда сущность жизни — радость — переходит в бесконечность (сливается с вечностью) и смерть мало страшит. Как можно быть счастливыми, в то время как... Невозможно! И вот вышло чудо — и мы счастливы. Значит, это возможно при всяких условиях.

Так я пережил в жизни три состояния: 1) пролетарской озлобленности с готовностью требовать себе земных благ в силу внешнего равенства всех в отношении распределения земных даров; 2) состояние личного смирения, сознание духовной нищеты своей и радости с благодарностью за получаемое; 3) состояние полного обладания своей земной долей с готовностью идти на страдание.

Это состояние радости оправдывалось готовностью на страданье. После испытания в любви не страшно испытание в мужестве, в славе и тому подобном. В любви — всё!

Бывает, ночью, когда лежишь во тьме без сна, какая-нибудь явится мысль и как светильник в руке: куда ни направишь его — всюду становится светло. Так и мысль эта обращается в смутные стороны души и везде от неё становится ясно. Эта мысль была у меня сегодня в сопоставлении похоти и эроса, — что не от любви, а от похоти рождаются дети, а от эроса — поэзия, религия, наука и самая даже любовь. Так вот и происходит разделение.

В то же самое время, откуда же берётся эта вера в единство плоти и духа? Или единство это не существует, но достигается воздействием творчества человека, соединяющего дух и плоть в святую плоть? И чувство единства рождается из готовности к творчеству в том смысле, что «пусть этого нет, но это надо сотворить, и от себя это зависит».

<...>

Мне было ясно, что дело художника — это расстановка смешанных вещей по своим первоначальным местам.

<...>

«Дневники — это самые неверные документы о человеке», — сказала она. «Может быть, и неверные, — ответил я, — если я говорю в них о другом человеке. Но о себе или о человеке любимом — дневники единственный документ».

После прочтения захотелось посмотреть старое  кино, снятое по произведениям М.М. Пришвина "Ветер странствий". Давно не видела ничего такого простого и доброго.